- Украсть?
- Позаимствовать, во славу имени Господня.
В истинной любви важнее всего благо любимого.
Чтобы не выглядеть дураком потом, я предпочитаю не выглядеть молодцом сначала.
Только мелкие люди кажутся совершенно нормальными.
Ничто так не подбадривает струсившего, как трусость другого человека.
Часто от экстатического исступления до греховного
один шаг.
- Первейший долг порядочного следователя — подозревать именно тех, кто кажется честным.
- Какая гадость работа следователя.
Мало чем отличается жар Серафимов от жара Люцифера, ибо и тот, и другой воспаляются в невыносимом напряжении желания.
- Да что же… значит, мы в таком месте, откуда отступился Господь…
- А ты много видел мест, где Господь чувствовал бы себя уютно?
Всё это выглядело бы апофеозом обжорства, когда бы каждый отправляемый в рот кусок не сопровождался богоугодным чтением.
Ищи две причины — сладострастие и гордыню.
Когда я говорю с Убертином, мне кажется, будто ад — это рай, увиденный с обратной стороны.
Никто и никогда не понуждает знать, Адсон. Знать просто следует, вот и всё. Даже если рискуешь понять неправильно.
Из всех искусств архитектура отважнее всех стремится воссоздать собою миропорядок, который древние люди именовали kosmos, то есть изукрашенный, он целокупен, как некое громадное животное, поражающее совершенством и согласием во всех членах.
Три условия должны сойтись для нарождения красоты: прежде всего целокупность, сиречь совершенство, и потому мы считаем уродливыми незавершенные вещи; далее, достойная пропорциональность, сиречь соразмерность; и, наконец, яркость и светлота, и поэтому мы считаем красивыми вещи ясных цветов.
[Tre cose concorrono a creare la bellezza: anzitutto l’integrità o perfezione, e per questo reputiamo brutte le cose incomplete; poi la debita proporzione ovvero la consonanza; e infine la clarità e la luce, e infatti chiamiamo belle le cose di colore nitido.]
- Твоему Бэкону Антихрист — это только предлог, чтобы пестовать гордыню разума.
- Святой предлог.
- То, что нуждается в предлоге, не свято.
Это было обаяние дьявола, это было скотское чувство, и единожды поведши себя как скотина, ты заново и заново скотствуешь сейчас, отказываясь признать своё скотство!
- Душа спокойна только когда созерцает истину и услаждается сотворенным добром; а над добром и над истиною не смеются. Вот почему не смеялся Христос. Смех источник сомнения.
- Но иногда сомнение правомерно.
- Не нахожу. Почуяв сомнение, всякий обязан прибегнуть к авторитету.
Как же тогда разговаривать с грешниками, если нельзя пригрозить им адом, и немедленно: сразу как они попадут на тот свет?
Смех освобождает простолюдина от страха перед дьяволом, потому что на празднике дураков и дьявол тоже выглядит бедным и дураковатым, а значит — управляемым.
Смех временно отрешает мужика от страха. Однако закон может быть утверждаем только с помощью страха, коего полное титулование — страх Божий... Когда мужик смеется, в это время ему нет никакого дела до смерти; однако потом вольница кончается, и литургия вселяет в мужика снова, согласно божественному предопределению, страх перед смертью... Во что превратимся мы, греховные существа, вне страха, возможно, самого полезного, самого любовного из Божиих даров?
я поборник веры и противник религии
Тебя обманули. Дьявол — это не победа плоти. Дьявол — это высокомерие духа. Это верование без улыбки. Это истина, никогда не подвергающаяся сомнению. Дьявол угрюм, потому что он всегда знает, куда бы ни шёл — он всегда приходит туда, откуда вышел. Ты дьявол, и, как дьявол, живёшь во тьме.
Он же отвечал, что краса космоса является не только в единстве разнообразия, но и в разнообразии единства. Сей ответ я принял за невежливый и полный эмпиризма. Лишь позже я осознал, что люди его земли любят описывать важнейшие вещи так, будто им неведома просвещающая сила упорядоченного рассуждения.
Прежде всего отыщем правило, потом попробуем оправдать исключения.
- Так что же, вы ещё далеки от решения?
- Я очень близок к решению. Только не знаю, к которому.
- Значит, при решении вопросов вы не приходите к единственному верному ответу?
- Адсон, если бы я к нему приходил, я давно бы уже преподавал богословие в Париже.
- В Париже всегда находят правильный ответ?
- Никогда. Но крепко держатся за свои ошибки.
- А вы разве не совершаете ошибок?
- Сплошь и рядом. Однако стараюсь, чтоб их было сразу несколько, иначе становишься рабом одной-единственной.
Нам законы мира невнятны, ибо мы обитаем внутри него и нашли его уже сотворённым.
Я привык вообще-то думать, что логика — универсальное орудие, а сейчас я всё больше замечал, до какой немалой степени польза логики зависит от того способа, которым её употребляют... Логика может дать огромную пользу лишь при одном условии: вовремя прибегать к ней и вовремя из неё убегать.
Пути Антихриста медлительны и дики. Он тогда является, когда не предчувствуем его. И не апостол ошибался, а мы, не нашедшие ключа к расчету.
Что такое любовь? На всем свете ни человек, ни дьявол, ни какая-нибудь иная вещь не внушает мне столько подозрений, сколько любовь, ибо она проникает в душу глубже, неужели прочие чувства. Ничто на свете так не занимает, так не сковывает сердце, как любовь. Поэтому, если не иметь в душе оружия, укрощающего любовь, — эта душа беззащитна и нет ей никакого спасения.
То, что соблазняет мирян как тяготение плоти, а у обыкновенных священнослужителей проявляется как сребролюбие, искушает и монахов-затворников: у них это — жажда знаний.
Знание не монета, которой нисколько не вредны любые хождения, даже самые беззаконные; оно скорее напоминает драгоценнейшее платье, которое треплется и от носки, и от показа.
До сих пор не понимаю, что в них преобладает — высокомерная ли страсть к своей истине, вынуждающая к смерти, или высокомерная их страсть к смерти, вынуждающая оборонять свою истину, какова бы ни была эта истина.
- Здесь есть второй смысл, как и в прочих снах. И в видениях. Его надо читать аллегорически. Или анагогически.
- Как Писание?
- Да, сон — это писание. А многие писания не более чем сны.
- Город в Италии — это что-то совсем другое, чем у меня на родине. Не только место обитания. Это место принятия решений. Тут вечно все на площади. Городские магистраты значат больше, чем император или папа. Они… Как некие царства…
- А цари тут купцы. А сила их в деньгах. И деньги здесь, в Италии, ходят не так, как у тебя в стране. Или у меня. То есть, конечно, деньги везде деньги, но у нас в значительной степени жизнь определяется и управляется обменом товаров. Мы вымениваем или покупаем петуха, куль зерна, мотыгу, повозку: деньги нам служат для приобретения товаров. В итальянских же городах, как ты, может быть, заметил, все обстоит наоборот: товары служат для приобретения денег.
Он ответил, что, когда подлинные противники слишком сильны, следует выбирать других, послабее. Я подумал: вот за это-то простецов и зовут простецами. Только властители всегда и очень точно знают, кто их подлинные противники.
Раб рабов Господа приходит на эту землю, чтобы служить, а не чтоб ему служили.
вспомнилось высказывание Цицерона: чего хочет раб? свободы? нет, раб хочет быть тираном.
Всегда крайне сложно сказать, какое последствие из какой причины проистекает. Так как достаточно вмешательства какого-нибудь ангела, чтобы всё совершенно перепуталось. И поэтому нечего удивляться, что невозможно доказать, будто один предмет — причина другого предмета. Но всё равно надо непрерывно пробовать.
Хотя она и владела речью, но для нас была всё равно что немая. Одни слова дают людям власть, другие делают их еще беззащитней. Именно таковы темные речи простецов, которых Господь не допустил к науке высказывать свои мысли универсальным языком образованности и власти.
Книги пишутся не для того, чтоб в них верили, а для того, чтобы их обдумывали. Имея перед собою книгу, каждый должен стараться понять, не что она высказывает, а что она хочет высказать.
cакральные центры знаний европейских городов - это их Библиотеки. всегда в исторических центрах городов, почти всегда в архитектурно красивых зданиях. когда я был у Италии, ощутил благоговейный трепет от надписи в одном из залов "рукописи, созданные до 1900 года, на дом не выдаются".
Кристоф Зеельбах - Christoph Seelbach — немецкий фотограф, живет и работает в Кельне. Недавно он сделал серию снимков, которую назвал Bibliotheken, посвящена она различным европейским библиотекам. При всем разнообразии стилей от современного до викторианского, выглядят они все очень красиво и неординарно. взято
лет 5 назад прочитал на одном дыхании Умберто Эко "Имя розы", хотя купил её лет за 7 до этого, долго "не шла". действие происходит в средневековом монастыре. в то время сердцем любого крутого монастыря была библиотека, где хранились и переписывались ценные книги. из-за них и доступа к знаниям в романе происходит серия убийств.
В моё время люди были красивы и рослы, а ныне они карлики, дети, и это одна из примет, что несчастный мир дряхлеет. Молодёжь не смотрит на старших, наука в упадке, землю перевернули с ног на голову, слепцы ведут слепцов, толкая их в пропасть, птицы падают не взлетев, осёл играет на лире, буйволы пляшут. Мария не хочет созерцательной жизни, Марфа не хочет жизни деятельной, Лия неплодна, Рахиль похотлива, Катон ходит в лупанарии, Лукреций обабился. Все сбились с пути истинного.
- Ушло умение наших предков, окончился век великанов!
- Да, мы карлики, но стоящие на плечах тех гигантов… Поэтому, даже при нашей малости, видим дальше, чем они…
Путь познания труден, и трудно отличить благое от дурного. А учёные новых дней — чаще всего карлики на плечах карликов…
Он, видимо, просто неудачник, истерзанный тайными страстями; сосуд скудельный между железных сосудов; свирепый лишь оттого, что нелепый; молчаливый и уклончивый лишь оттого, что ясно сознавал, что сказать ему ничего.
Вильгельм, произнося это, пророчествовал, вернее, философствовал на основании принципов натуральной логики.
Если существует отпечаток, значит, существует то, что его отпечатало... Не всегда отпечаток в совершенстве воспроизводит форму напечатлевающего тела и вообще не всегда происходит от напечатлевания тела. Иногда отпечаток соответствует тому впечатлению, которое оставлено телом у нас в сознании, и тогда это не отпечаток тела, а отпечаток идеи. Идея — это знак вещи, а образ — это знак идеи, то есть знак знака.
Когда я как философ начинаю сомневаться, имеется ли в мире порядок, я очень радуюсь возможности доказать самому себе, что если не порядок, то хотя бы какая-то последовательность сцепления причин и следствий действительно осуществляется в мире, пусть хотя бы в пределах мельчайших частиц бытия.
мне вообще нравятся рассуждения Умберто Эко. два раза я постил его статьи:
Истинная наука не должна удовлетворяться идеями, которые только знаки, но обязана заниматься вещами в их собственной единичной подлинности.
Я никогда не сомневался в правильности знаков, Адсон. Это единственное, чем располагает человек, чтоб ориентироваться в мире. Чего я не мог понять, это связей между знаками.
Нас ослепляла неуёмная тяга к справедливости: ведь грешат и от избытка любви Божией, а не только от недостатка. Грешат от преизбыточности совершенства.
Бойся, Адсон, пророков и тех, кто расположен отдать жизнь за истину. Обычно они вместе со своей отдают жизни многих других. Иногда — ещё до того, как отдать свою. А иногда — вместо того чтоб отдать свою.
(с) источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий