Книги бывают живые, мертвые и - полуживые. Как андроид, который разумен и пригоден к общению, но андроид. Для внутреннего пользования это мой единственный критерий. Когда открываю мертвую книгу, мне становится душно, и я ее захлопываю с той же решительностью, с какой распахивают форточку, впуская ветер. Когда открываю живую, ветер веет без всяких форточек. А полуживые... там сквозит, но не дышится. Я чувствую физически, что у меня самой живое (да стихи же), что мертвое, а что полуживое. Последнее узнается просто: тянет стереть. Я, разумеется, никогда в здравом уме не скажу, что Шекспир равен Лукьяненко, а Достоевский - Мураками. Но у Мураками и Лукьяненко есть живые истории, а вот, скажем, Мартин... Не принес вороненок Ивану бутылек живой воды. Мертвой - принес, мозаика из клочков сложилась, срослась. А оживет... у того, кому два вороненка прилетело. Таких книг - ни живых, ни мертвых, черти каких - больше всего на полочке с современной литературой. Я как-то посмотрела на хронологию романов Мураками - и удивилась. Все, что мне у него по-настоящему нравится, написано в ХХ веке. Ровно по миллениуму проходит водораздел. И если бы только Мураками! Так у меня практически (не абсолютно) со всеми, чью работу я имела счастье или, скорее, несчастье наблюдать на стыке веков. И с кино та же история. Даже архинормальный на голову Джексон снял вменяемого "Властелина Колец" и целлулоидного "Хоббита". Так что спасибо тебе, Макото Синкай, за "Твое имя". И тебе, Хаяо Миядзаки, за "Ветер крепчает". Это 2016 и 2013 годы. То ли прощальный всплеск таланта в остывающей ноосфере, то ли тихая надежда на то, что провал нулевых не вечен, а синусоида рулит. Но я не верю в великое искусство без великой идеологии. Уж хотя бы дыру на ее месте оно должно распознавать. Религия - сюда же. От того, куда развернет человечество, будет зависеть и судьба чудо-синусоиды. Какие мы, такие и наши песенки.
Комментариев нет:
Отправить комментарий